Любовь, сексуальность и матриархат: о гендере - Эрих Зелигманн Фромм

создается, – уже не дитя женщины, оно создано мужчиной из женской материи, из женского тела. В этом смысле мир можно еще считать совместным наследием женщины и мужчины, но он уже находится за пределами естественных процессов деторождения и беременности.

Третий тип творения из вавилонского мифа – это сотворение человека. Мардук создает человека из плоти и крови убитого Кингу. Женщина целиком как бы вычеркивается: она не рождает, ее тело не служит материалом; один только бог-мужчина участвует в сотворении человека. Естественные отношения полностью переосмысляются и переворачиваются с ног на голову, даже в сравнении с предыдущим вариантом. Но человек все же связан с живой материей, недаром его творят из крови и плоти живого существа. Здесь Мардук – не абсолютный, не единственный творец.

Этот тип творения в точности соответствует библейскому рассказу о сотворении женщины. Бог-мужчина творит новое существо один, без посредства женщины, и тоже обращается к «подручной» живой материи. Библейский миф лишь чуточку более радикален и более последовательно переворачивает естественные отношения, изображая мужчину не только как мать мужчины, но и как саму женщину.

В вавилонском мифе отсутствует крайность партеногенетического творения, когда женщина совершает все одна, без помощи мужчины, а также отсутствует и другая крайность, сугубо мужское творение, которое не требует живой субстанции (творение из духа). С последним типом творения мы встречаемся в библейском мифе, а наиболее ярко и красочно он излагается в греческом мифе о рождении Афины из головы Зевса. Конечно, и у греков, и в Библии память о первородной матери не устранена полностью, ибо недаром говорится, что «дух носился над водами», но очевидно, что женскому началу больше не позволено играть существенную роль.

Начинайся библейский текст словами: «В начале был хаос, в начале была тьма…», все было бы иначе, однако он начинается со слов: «В начале сотворил Бог…» Бог-мужчина творит один, без участия женщины, создавая небо и землю. Следующая строка перекликается с былыми представлениями, а затем говорится: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет». Здесь перед нами ясное воплощение мужского творения, посредством одного только слова, одной только мысли, одного только духа. Для рождения уже не требуются ни чрево, ни материал; уста того, кто произносит слово, вполне способны порождать жизнь. Вот полная противоположность партеногенезу, выраженная в библейском мифе. Она неразрывно связана с сугубо патриархальным мировосприятием, которое обесценивает и угнетает женщин. Мужчина наделяется способностью, казалось бы, чисто женской, порождать, то есть создавать новую жизнь.

Нужно помнить, что идея творения духом гораздо больше противоречит всем естественным, реальным жизненным процессам, чем идея партеногенеза. Ребенок – плод сотрудничества отца и матери, этому учит наука, но к такому знанию люди пришли далеко не сразу; прежде оно было теоретическим, подобно знанию о том, например, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Мы знаем, что дело обстоит именно так, но видим движение солнца по небосводу, видим, что ребенок выходит из матери, растет в ней, шевелится и затем рождается. При всем желании не усмотреть прямой связи между ребенком и его отцом, кроме внешнего сходства. (Правда, сходство совсем не обязательно увязывать с творением, пусть порой оно является важным доказательством признания мужской роли в творении. Отсюда в библейском повествовании, кстати, внимание на схожести с Отцом: «По образу Божию сотворил его»[50].)

Фантазия, будто мужчина в одиночку, своими устами, своим словом, своим духом способен создавать живых существ, кажется нелепейшей и самой противоестественной из всех, какие только вообразимы; она отрицает всякий опыт, всякую реальность, всякую естественную обусловленность. Она выходит за пределы природы ради единственной цели – представить мужчину абсолютным совершенством, тем, кто обладает среди прочего и способностью, в которой ему отказано жизнью (способностью рождать). Эта фантазия, которая могла прорасти и развиться лишь в крайне патриархальном обществе, является прообразом идеалистического мышления, игнорирующего естественные условия. В то же время она отражает глубокую ревность мужчины к женщине, чувство неполноценности, вызревающее в нем из-за отсутствия этой способности, зависть к способности рождать и желание обрести эту способность какими угодно средствами.

В вавилонском мифе отсутствуют две крайние возможности творения – партеногенез и творение через слово, или чисто мужское творение. Однако в этом тексте описывается событие, которое можно счесть своего рода предварительной стадией фактического творения словом и которое одновременно проясняет подлинный смысл идеи мужского творения. Это испытание, которое Мардук должен пройти, прежде чем ему позволят сразиться с Тиамат, испытание, которое убеждает других богов в том, что Мардук победит. Что же ждет бога?

«Звезду меж собою они положили.Первородному Мардуку так сказали:“Ты возвышен, Владыка, надо всеми богами!Уничтожить, создать – прикажи, так и будет!Промолви же Слово – звезда да исчезнет!„Вернись!” – прикажи – и появится снова!”По слову уст его звезда исчезла.“Вернись!” – приказал, и она появилась.Боги-отцы, силу Слова увидя,Ликовали и радовались: “Только Мардук – властитель!”Дали жезл ему, трон и царское платье,Оружье победное, что врагов поражает.“Ступай же, жизнь прерви Тиамат!Пусть ветры развеют ее кровь по местам потаенным!”»

Это испытание, которое должен пройти герой, чтобы доказать свою пригодность для той роли, которую ему суждено сыграть. Мы могли бы ожидать чудес храбрости или сообразительности, но все, что от него требуется, – это своим словом заставить звезду[51] исчезнуть и возникнуть снова. Что означает это странное испытание?

Мардук должен сразиться против Тиамат. Если он хочет победить, то не должен уступать ей ни в чем. Но, будучи мужчиной, он по определению уступает в одном важном отношении. Только она способна создавать новую жизнь, только она может рождать и создавать. Это она дает жизнь и ее забирает. Великая Мать – фигура благожелательная, подательница жизни, «белая мать», но еще губительница, убийственная «черная мать»; так и сама природа двойственным образом воздействует на человека, поддерживает и угрожает. (Ср. замечание Бахофена о двойном значении образа матери как несущего жизнь и смерть.) Если бог-мужчина должен победить мать, ему нужно компенсировать свою неполноценность, неспособность рождать и создавать.

Вот в чем смысл испытания. Мардук способен делать то же, что делает мать. Он может совершить то, в чем природа отказала мужчине, может изменить природу, может заставить предмет исчезнуть и принудить появиться вновь. Ясно, что сам предмет здесь совершенно не важен; это одежда, нечто банальное и повседневное. Важно же то, что мужчина больше не уступает женщине, может творить жизнь и забирать жизнь, как она сама. Отсюда становится понятным, о чем говорится в поэме:

«Боги-отцы, силу Слова увидя,Ликовали и радовались: “Только Мардук – властитель!”»

Только это испытание показывает, что Мардук равен Тиамат, только оно гарантирует ему победу. Сила уст заменяет силу женского чрева; уста мужчины могут рождать, как рождает женская